Силовое решение юридических вопросов, тогда, когда писанное
право не позволяет без потери державного лица «Срединного государства
желтых людей» осудить или встать на сторону «бледнолицых варваров с
окраины», характерно для китайской традиции.Официальный статус
российско-китайских отношений в то время носил имя «стратегическое
партнерство, направленное в XXI век». Кто такие партнеры? У людей
европейской культуры имя партнеры значит компаньоны в деле, в сделках
на рынке. Партнер – это тот, с кем ты имеешь бизнес, и имеешь выгоду. У
китайцев же партнер – это тот человек с кем китаец садится «играть на
интерес» за карточный стол или в мацзян. А это, согласитесь, другой
смысл. То же касается и других
понятий экономики. Например, возьмем инвестиции. Никаких инвестиций в
западном смысле слова, в смысле «священного акционерного капитала», у
китайцев в бизнесе нет. По форме есть, а, по сути, нет. Для китайца
иностранные инвестиции – это предоплата за товар. Или возврат
исторических долгов за неравноправные отношения в XIX веке. Или
отступные за отказ китайцев от изощренной мести за 100 лет былого
полуколониального позора.
Ну а раз партнер – это не компаньон в
деле. Не тот, кто составляет с тобой компанию. А тот, кто в карточной
игре составляет противную сторону. То против него можно использовать все
карты: и те, что на руках, и те, что припрятаны в рукаве. Тем более,
что мораль прошлых обид это оправдывает.
А если иностранец
окажется ушлым. Воспримет девиз стратегического партнерства по-китайски:
как бесконечный путь хитрости, как игру, где все карты хороши. Да ещё и
начнет обыгрывать китайских партнеров по игре на интерес. То не
миновать ему силового решения вопросов правды и права. Ибо за китайским
партнером всегда стоит вся совокупная мощь Срединного государства
желтых людей, лучших из лучших. Тогда как за бизнесменом европейского
склада ума стоят лишь «буква закона», да «права человека».
Так и
получилось со мной и моим компаньоном, когда я, блефуя и передавая ход
китайской стороне, перевел внешний долг российской компании на
внутренний долг двух китайских компаний. А мой российский компаньон
вывел выигранные на кону деньги из Китая в гонконгский офшор. При этом
буква закона нами не была нарушена. Юридические претензии предъявлять
нужно было к падким на легкий выигрыш китайцам. Однако на «пути
хитрости» уязвлена была
великоханьская гордость – то, что называется
«лицо». В Китае потерю денег простить можно. А
потерю лица – НЕТ.Тогда,
дабы не потерять лицо всей китайской цивилизации, меня с почетом
старого статуса в Посольстве СССР, с признанием дипломатических
преимуществ и привилегий, на которые я после 1991 года, конечно, не имел
права, выдворили из страны «за деятельность не совместимую со
статусом». А затем, всецело пользуясь тем, что я уже не мог приехать в
Китай и лично участвовать в арбитраже, закрыли мое совместное
предприятие с изъятием в свою пользу всей доли иностранного капитала. Ну
а моего российского компаньона без былых дипломатических привилегий
три месяца прессовали в тюрьме, до тех пор, пока не выбили из него
откуп: достаточную по меркам полиции сумму денег. При этом, так и не
открыв и не закрыв обвинение.
Ну а поскольку представителям
российского бизнеса статус «персоны нон грата» явно не грозит,
остановлюсь, с откровенных слов моего компаньона, на поучительном
примере такого финансового регулятора, как китайская тюрьма. Регулятора
в том смысле, что без откупа здесь не обойтись.
