В силу географического положения Японии как островного государства единство его национальной территории, расы и языка было достигнуто на раннем этапе его истории. Однородность национального состава населения, относительная изолированность Японских островов способствовали сохранению в течение длительного времени культурных и религиозных традиций, уходящих своими корнями в глубокую древность. Напомним, что основное содержание древней национальной религии составлял коллективный обряд, связанный с деятельностью членов сельскохозяйственной общины, обслуживавший средствами магии их производственные нужды. Функции жреца, руководившего отправлением коллективного обряда, и политического руководителя общины не могли быть чётко разграничены. Как уже отмечалось, отношения внутри сельской общины, базировавшейся на поливном земледелии, способствовали сохранению соответствующей религиозной обрядности, а также представления о неразрывности дел божественных и мирских. В древнем японском государстве указанные представления нашли своё выражение в концепции единства обряда и управления делами государства.[впрочем это видимо привнесено конфуцианством - Valex] Эта концепция наиболее ярко воплощалась в лице правителя страны, совмещавшего функции верховного жреца и политического руководителя. Устойчивости данной концепции в немалой степени способствовало и отсутствие в религиозных представлениях  японского народа непреодолимой пропасти между божеством и человеком, чёткого различия между божественным и мирским, что допускало относительно свободный переход из одного состояния в другое. Всё это и обусловило возможность возрождения после незавершённой буржуазной революции 1867 – 1868 гг. концепции единства обряда и управления делами государства, которая составляет суть государственного синто как религиозно-политической системы.

Традиционные религиозные представления японцев древности основывались на том, что божества, духи, [ками] которым поклонялись в сельской общине, являлись предками только этой общины. Их они породили, им покровительствовали, а потому были тесно связаны с членами общины и ни с кем более. Государственный миф, зафиксированный в «Кодзики» и «Нихон сёки», раздвинул рамки такого представления до масштабов всего государства: боги породили правителей страны и её обитателей. Это обусловливало неразрывную связь синто с нацией: каждый японец, каких бы религиозных взглядов он ни придерживался, является прежде всего синтоистом. Неяпонец не может быть синтоистом. Для него это становится возможным лишь тогда, когда он станет японцем, т. е. будет ассимилирован японцами, что случилось, например, с коренным населением Хоккайдо айну. Таким образом, синто по сути своей глубоко националистичен. В то же время представления о якобы уникальности, исключительном характере японской нации заложены в синтоистских концепциях о происхождении людей. Не удивительно, что именно эти аспекты национальной японской религии были восприняты идеологами государственного синто, соответствующим образом развиты и возведены в абсолют.

В течение веков структура сельской Японии базировалась на патронимии додзоку – группе родственных семей, восходящих к одному предку. Додзоку состояла из семьи прямого потомка основателя патронимии, которая называлась основной (хонкэ), и боковых семей (бункэ). С этой системой была связана вся хозяйственная деятельность крестьян.